ВВЕДЕНИЕ
Невозможно недооценить роль сказочных сюжетов и образов в формировании каждого этноса. Сказки, являясь культурным «сгустком» этноса, представляют собой сочетания традиции и творчества, а также результат коллективного и личного опыта. Тексты сказок являются частью культурной памяти разных народов, в том числе в русского и, что не менее важно для нас, карельского этноса. Сказки передают сложную структуру мифопоэтики древнего мира, его устную народную традицию, которая, однако, теперь существует только в записи. Это материалы, основанные на реальных представлениях об окружающем мире, на соединении мира потустороннего и повседневной реальности, выраженной через язык и обряды. Реконструкция и сопоставление различных сказочных традиций позволяют сохранить этот удивительный материал, зафиксировать его в гуманитарной науке.
Вопрос международного характера сказочных сюжетов и образов исследуется учеными давно, так как многие из известных ныне европейских сказок обладают занимательностью, прозаической формой, а также, по наблюдениям выдающегося ученого-германиста В. М. Жирмунского, исследовавшего фольклор Западной Европы, «отсутствиемнациональных и географических приурочений» [2: 228]. Данные особенности облегчают перевод сказки с одного языка на другой, а также дают возможность «приспособления» сказки в той или иной степени в новой национальной среде. Вследствие этого сюжет о волшебном животном, новеллистическом или анекдотическом событии приобретает международный характер. К таким сказочным сюжетам принадлежат, например, сказка о царевиче и сером волке, сказка о царевне-лягушке.
Обратимся к истории собирания и изучения карельских сказок. До 70-х годов XX века этим вопросом занимались преимущественно исследователи из Финляндии: Э. Леннрот, М. А. Кастрен, Э. Салмелайнен. Только после создания в 1930 году КНИИ (Карельского научно-исследовательского института, ныне – КарНЦ РАН) его сотрудники стали фиксировать и публиковать сказки. Известны работы И. Пажлакова, В. Я. Евсеева, У. С. Конкка, Н. Ф. Онегиной и многих других.
ОБРАЗ МЛАДШЕГО БРАТА В КАРЕЛЬСКИХ, ШВЕДСКИХ И НЕМЕЦКИХ СКАЗКАХ
В основу данной статьи положен анализ и сравнение поэтики однотипных сказочных сюжетов немцев, карел и шведов путем исследования сюжетной композиции и ее основных компонентов. Иными словами, нами анализируются тематическое наполнение сказки, главное действующее лицо, его описание и мотивировка, без которых, по словам Н. Ф. Онегиной, «невозможна идейно-художественная целостность произведения» [6: 25].
Материалом исследования послужили карельские сказки «Тухкимус-Тяхкимюс» и «Тухкимус и невеста-мышь», шведские сказки «Кукла в траве» («Dukken i gresset») и «Золотая птица» («Gullfuglen»), немецкие сказки «Три перышка» («Die drei Federn») и «Der Goldene Vogel» («Золотая птица»). Сказки объединены общими сюжетами. В сказке о царевне-лягушке[i] («Тухкимус и невеста-мышь», «Dukken i gresset», «Die drei Federn») младший брат ищет себе невесту на болоте, герой лучше всех выполняет поручения отца: приносит самую лучшую ткань, изделие и т. д; после этого лягушка превращается в царевну. В сказке о царевиче и сером волке[ii] («Тухкимус-Тяхкимюс», «Gullfuglen», «Der Goldene Vogel») три брата едут за Жар-птицей; добывает ее младший брат с помощью волка, а также получает чудесного коня и царевну, спасает братьев. Братья его убивают, завладевают конем, птицей, царевной; волк оживляет царевича, обман раскрывается.
Так как внутренняя логика развития сюжета отличается в сказках, а события абстрактны[iii], мы обратились к общему и различному в образе главного героя в данных сказках.
Проблема интерпретации сказочного героя является актуальной на протяжении многих десятилетий, так как является, по мнению Е. М. Мелетинского, «ключом к пониманию эстетики сказки» [5: 15]. Значение термина «герой сказки» многозначно, мы опираемся на определение, данное основоположником структурно-семиотического подхода к сказке В. Я. Проппом: «персонаж, …пострадавший от действий вредителя в завязкеили согласившийся ликвидировать беду» [7: 16], а также «лицо, снабженное волшебным средством (помощником)» [там же].
Тип главного героя объединяет сюжеты выбранных для исследования сказок. Несмотря на то, что характера у такого героя нет, у него есть некоторые другие отличительные особенности. Это, по определению Е. М. Мелетинского, «низкий» герой, «не подающий надежд» [4: 179]. Для него характерна связь с золой. Так, шведского героя зовут Askeladden (встречаются варианты Espen Askeladd и Oskeladden), от шв. ask – пепел; карельского героя зовут Tuhkimuš, от финск., карел. tuhka – зола, пепел; в немецкой редакции имени у героя нет, однако в фольклоре существует похожий образ Aschenputtel – от нем. Asche, кухонный мальчик, «кипящий» в пепле. Происхождение такого героя разнится: обычно это очень бедная семья, однако в сказках о царевне-лягушке, а также о царевиче и сером волке, это царская семья. Тем не менее, главная «отличительная» черта такого героя сохраняется: это младший, третий сын, «не говорлив и попроще старших, а потому и звали его простаком» [1: 349]. В карельской версии его и вовсе прямо называют «дураком» [3: 246]. Несмотря на недоверие и насмешки со стороны семьи и окружающих, главный герой всегда приходит на помощь. Это происходит потому, что члены семьи сами наделили младшего родственника отрицательными качествами. Е. А. Сафрон связывает пассивность героя, например, в шведской редакции, в том числе с первобытным мировоззрением: у северных народов Эспен Аскеладд – «созревающий шаман» [8: 99], который только-только вступает в мир сверхъестественного и потустороннего. Народное (дохристианское) мифопоэтическое создание органично вплетало пространство, где жили боги, духи умерших предков и иные существа, в повествование. Скандинавские шаманы посыпали тело и одежду пеплом, т. е. культивировали внешнее уродство, чтобы, по словам М. Элиаде, «символизировать ритуальную смерть» [9: 41].
ПРЕДМЕТЫ-ПОМОЩНИКИ ГЛАВНЫХ ГЕРОЕВ В КАРЕЛЬСКИХ, ШВЕДСКИХ, НЕМЕЦКИХ СКАЗКАХ
Если бы Тухкимус, Эспен Аскеладд или Ашенпуттель действительно имели «несносный» характер, у них не было бы волшебных предметов или существ, чью помощь они могли бы использовать. У карельского Тухкимуса это волк («Тухкимус-Тяхкимюс») или мышь («Тухкимус и невеста-мышь»), у шведского Эспена Аскеладда это кукла («Dukken i gresset») или лиса («Gullfuglen»), у немецкого Ашенпуттеля это лягушка («Die drei Federn») или лиса («Der Goldene Vogel»). Согласно В. Я. Проппу, волшебные помощники являются выражением особых способностей героя. М. Эдиаде и вовсе выделяет «мистическую солидарность между человеком и животным как основную черту охотничьих религий древности» [9: 56].
Выбор сказочных предметов не случаен: сказка – это словесное воплощение мышления архаичного человека, отвечающая за его «бессознательное» (воспользуемся терминологией психоанализа). Иными словами, сказка сохраняет коллективную память народа, этноса, коллектива. Совершенно ясен образ волка или мыши в карельской редакции сказки. В лесах Карелии обитают волки, способные справиться с суровым климатом животные. Волк, ко всему прочему, отражает способность карел «подчинить» природу: Тухкимус накормил его своей лошадью, вследствие чего волк решил отблагодарить его службой. Мыши часто подъедают и без того скудный запас зерна карельского крестьянина, поэтому и этот образ оказывается знаком первобытному слушателю: если в доме есть мышь, значит есть зерно, следовательно, семья, которая в доме проживает, благополучна и богата. Кроме того, традиционно в сказочный сюжет о царевне-лягушке закладывается архетип «тотемной супруги», необходимый охотнику для удачной охоты. Чтобы хранить дом и очаг, невеста должна была превосходить умом и знаниями жениха. Мышь, всегда находящая путь к зерну и пропитанию, хорошо подходит под данный образ.
Во всех упомянутых сказках также присутствуют внесюжетные элементы – отдельные фольклорные артефакты. Это могут быть присказки, песенки, загадки, заговоры. Так, например, в сказочном сюжете про царевну-лягушку («Тухкимус и невеста-мышь», «Dukken i gresset», «Die drei Federn») таким элементом является песенка, которую поет сказочный помощник. Рассмотрим их подробнее.
В немецком варианте сказки это песня, которую поет одна из жаб:
«Девица малышечка!
Поди-ка ты проверь,
Кто это стучится
Снаружи в нашу дверь» [1: 350].
Далее происходит диалог главного героя и животных, в ходе которого он объявляет задание своего отца для предполагаемой невесты.
В карельском варианте сказки невеста-мышь приговаривает: «Придите, моя большая родня, мое звонкое племя!» [3: 247], созывая своих помощников. Интересен и сам образ невесты-мыши. Она является оборотнем[iv]. Важным в оборотничестве является фактор собственного желания героя: обе принцессы могут изменять облик вне зависимости от обстоятельств. Оборотничество показывает оборотня как человека, изменившегося не только внешне, но и внутренне: именно душевное состояние, близкое к животному, катализировало и внешние изменения. На первый взгляд, у обеих героинь изменения внутреннего облика нет: они выполняют обещания, находятся в кругу семьи, а также супруга выбирают равного по социальному статусу – царевича. Однако обе девушки показывают свой истинный облик только тогда, когда оказываются способны испытывать к Тухкимусу и Ашенпуттелю взаимные чувства.
Важен также воспитательный элемент сказки. Традиционно этот фольклорный жанр учит общению, обретению любви или показывают, от каких качеств следует избавиться. Мораль немецких «Die drei Federn» и «Der Goldene Vogel», шведских «Dukken i gresset» и «Gullfuglen» обычно предупреждает слушателей об излишней расчетливости. Карельские сказки, однако, указывают на другие недостатки: в сказках, связанных с оборотничеством супруги, человеку следует отправиться в мир своего подсознания, чтобы принять «жену», поверить ей, а также всегда работать на совесть.
ВЫВОДЫ
Таким образом, сопоставив образы разных национальных редакций одних и тех же сказок-сюжетов о царевне-лягушке, о царевиче и сером волке, мы установили своеобразие каждой, а также отражение в них специфических черт нации, характерной для каждой из них. Главные герои имеют разные имена, которые при этом имеют в составе корень с одинаковым значением – зола. Главный герой имеет одинаковый набор характеристик – младший ребенок, которого не любят остальные родственники. Его нежелание что-то делать можно сравнить с готовностью человека к инициации, с молодым шаманом, который только вступает во взрослую жизнь, чтобы к концу сказки в ней освоиться. У каждого главного героя есть свой волшебный предмет, который отражает специфику национального характера.
[i] Согласно классификации сказочных сюжетов Аарне, это сказки под номером 402.
[ii] Согласно классификации сказочных сюжетов Аарне, это сказки под номером 550.
[iii] В «сложных» сказках отдельные эпизоды представляют лишь цепь приключений, поэтому многие события или выпадают вовсе, или заменяются другими.
[iv] Оборотничество – чудесная способность менять свой облик. НЕТ НЕОБХОДИМОСТИ В ПОЯСНЕНИИ
Список литературы
Список литературы
1. Гримм Я., Гримм В. К. Сказки. Полное собрание в 2-х томах. Том 1. – М.: Человек, 2007. – 496 с., ил.
2. Жирмунский В. М. К вопросу о международных сказочных сюжетах // Человек: Образ и сущность. Гуманитарные аспекты. 2004. №1. – С. 227 – 236.
3. Карельские народные сказки. Репертуар Марии Ивановны Михеевой. – Петрозаводск: Карельский научный центр РАН, 2010. – 643 с.
4. Мелетинский Е. М. Герой волшебной сказки. – 2005. – 240 с.
5. Мелетинский Е. М. Литературные архетипы и универсалии. – 2001. – 573 с.
6. Онегина, Н. Ф. Русско-карельские фольклорные связи. Поэтика волшебной сказки: дис. … канд. филол. наук / Н.Ф. Онегина. ‒ Ленинград, 1973. – НА КарНЦ. Ф. 1, оп. 45, ед. хр. 137.
7. Пропп В. Я. Морфология волшебной сказки. – 2001. – 144 с.
8. Сафрон Е. А. «Низкий» герой в волшебной сказке Северной Европы // Ученые записки Петрозаводского государственного университета. 2017. №1 (162). – С. 98 ‒ 101.
9. Элиаде М. Архаические техники экстаза. Киев: София, 2000. – 240 с.
REFERENCES
1. Grimm Ya., Grimm V. K. Skazki. Polnoe sobranie v 2-kh tomakh. Tom 1. – M.: Chelovek, 2007. – 496 s., il. (In Russ.)
2. Zhirmunskiy V. M. K voprosu o mezhdunarodnykh skazochnykh syuzhetakh // Chelovek: Obraz i sushchnost'. Gumanitarnye aspekty. 2004. №1. – S. 227 – 236. (In Russ.)
3. Karel'skie narodnye skazki. Repertuar Marii Ivanovny Mikheevoy. – Petrozavodsk: Karel'skiy nauchnyy tsentr RAN, 2010. – 643 s. (In Russ.)
4. Meletinskiy E. M. Geroy volshebnoy skazki. – 2005. – 240 s. (In Russ.)
5. Meletinskiy E. M. Literaturnye arkhetipy i universalii. – 2001. – 573 s. (In Russ.)
6. Onegina, N. F. Russko-karel'skie fol'klornye svyazi. Poetika volshebnoy skazki: dis. … kand. filol. nauk / N.F. Onegina. ‒ Leningrad, 1973. – NA KarNTs. F. 1, op. 45, ed. khr. 137. (In Russ.)
7. Propp V. Ya. Morfologiya volshebnoy skazki. – 2001. – 144 s. (In Russ.)
8. (In Russ.) Safron E. A. «Nizkiy» geroy v volshebnoy skazke Severnoy Evropy // Uchenye zapiski Petrozavodskogo gosudarstvennogo universiteta. 2017. №1 (162). – S. 98 ‒ 101.
9. (In Russ.) Eliade M. Arkhaicheskie tekhniki ekstaza. Kiev: Sofiya, 2000. – 240 s.